В каждом из девяти миров были свои причуды. Вот в Муспельхейме раз в год сжигали кого-нибудь, в Ётунхейме – наоборот морозили. Локи склонялся к версии, что Мидгард все-таки ближе к его родине, чем к огненному миру: по крайней мере под Рождество подмораживало прилично. Трикстер поплотнее запахнулся в свой ярко-зеленый плащ и продолжил шествие вдоль витрин магазинов. Мягкий, золотистый свет, лившийся из них, вызывал у бога неприятные воспоминания. Заточение в асгардских темницах, пусть и недолгое, давало о себе знать: и без того подозрительный Локи стал совсем невыносим, даже для самого себя. Особенно для самого себя.
Он торчал в Мидгарде уже много месяцев, в надежде развеяться, но напряжение не проходило. То ему снилось прошлое, которое после пробуждения казалось таким далеким, что наяву он с трудом вспоминал, когда, с кем и что случилось. То он останавливался посреди улицы, сумасшедшее озираясь в поисках следящей за ним пары глаз, разворачивался и долго бежал в обратном направлении, твердя себе, что надо замести следы. Локи ненавидел себя за эти приступы паники и беспомощности, и поэтому когда чувствовал, что скоро сорвется, повторял про себя подслушанную в человеческом фильме фразу: «Страх ранит глубже меча». Помогало редко, но трикстер не переставал пробовать.
Отвернувшись от «опасных» витрин, Локи побрел в сторону маленькой гостиницы, где планировал остановиться, и, наверное, отметить это их Рождество. Как понял трикстер, сие празднество происходило в честь рождения какого-то Иисуса, сына Божьего. Локи таких не знал, и вообще был поражен тем, что люди так глупы, что верят в одного-единственного бога. «Раз уж везде праздник, почему бы и не позволить себе вкусный ужин и бокал вина?» - рассуждал бог, убеждая себя скорее не в прелести запеченной индейки или горячительного напитка, а в безопасности такого мероприятия.
Но едва его пальцы коснулись большого дверного кольца, как он ощутил, как все страхи выстроились прямо у него за спиной и лезут, лезут в самую глотку. Локи шумно вдохнул, отпуская железную ручку и прислоняясь к двери.
«Страх ранит глубже меча, страх ранит глубже меча»
Привычная молитва не помогала, Локи сполз по двери вниз, садясь прямо на снег. Втянув голову в плечи, он схватил края плаща и укутался в него так, что мало кто бы понял, что это вообще живое существо, а не мешок Санта-Клауса. Трикстеру виделись сотни глаз, прожигающих его своими взглядами даже через толстую шерстяную ткань, но стоило ему самому опустить веки, как перед ним тут же всплыло лицо. «Раньше такого не случалось» - остатком незамутненного разума удивился Локи. Он попытался понять, чье же лицо он видел, но не смог вспомнить ни одну черту, словно никогда ничего и не мелькало перед его взором. Как Локи ни старался, как ни зажмуривался – лицо вновь не появлялось. Но эти попытки и хоть какая-то ниточка, которая в этот раз связывала его с реальностью, помогла Локи успокоиться и взять себя в руки.
Трикстер почувствовал, что кто-то толкает его в спину, и вспомнил, что сидит, прислонившись к двери. Он вскочил на ноги, отряхиваясь и выпуская какого-то мужчину из гостиницы. Тот призывал народ идти на площадь, и люди очень охотно следовали за ним. Локи, почувствовавший тошноту только при мысли о еде, последовал за толпой, надеясь, что с ним не случится припадка прямо на площади.
